Озерное. Том второй.

21 мая 2021 02:05

Количество просмотров: 327

Деревенские ребятишки рано начинают работать. Вот и мы зимой теребили шерсть, поили коров на речке, если была прорубь. С водой зимой проблема была немалая: речка перемерзнет – и мы с мамой берем санки, на которых привязаны фляги, идем в сторону озера на родник. А мимо нас с гиканьем проносятся Вовка и Толька Сахильяновы, они воду возят на большой косматой черно-рыжей собаке. Я не на шутку им завидовала… Мальчики всерьез занимались дровами: пилили, кололи. А я читала – много, взахлеб, – о героях, подвигах и о любви, конечно же. Летом покос. Мой отец – звеньевой. Коля-Виля – бессменный копновоз, мальчишки накладывают сено на волокуши, а я вечно подскребаю – собираю упавшее. Если не успеваю – папка непечатной лексикой подгоняет. Наработались, кажется, с ног валимся – ан, нет! Доберешься до дома, напьешься молока – и на озеро! Вечером вода там теплая-теплая, накупаешься – вроде и усталости никакой нет. Небо звездное, лунная дорожка на воде, друзья рядом… У всех озерновских все самое лучшее связано с озером. С тем, старым, – уютным, с рогульками, лилиями. Первая любовь, первые трагедии… А работа – она и есть работа, нас жизнь трудиться научила, и лодырей среди нас нет. Или я неправильно помню? Зимой до школы возили нас на лошади, прикроют в санях тулупами – и поехали! Тесно, холодно. Запомнилось: мама почему-то хлеб из Манжерока везет, хотя пекарня на Озерном была, и я с ней рядом. Морозище! Мама и согнала меня: «Беги, а то совсем замерзнешь!» Так и бегу по жизни, чтобы не замерзнуть… Считалось, что до школы от нас два километра. Весной, пока дойдем из школы до дома по лесу, наедимся и медунок, и барашков, и петушков. А то заиграемся в песочной яме перед самой деревней – роем норки, играем «в дом». К себе доберемся только к трем часам, родители на работе, к двери лопата прислонена или какая-нибудь палочка, которая сообщает, что дома никого нет. Ругать будут только вечером, а к той поре мы уже успеем домашние дела сделать, изобразить послушных детей. Не всегда, конечно, так, – но бывало. По утрам чаще всего собирались гурьбой, заходили друг за другом. Придем толпой к Вилисовым, у них семеро детей. И на завтрак там – огромная сковорода жареной картошки, нарезанной кружками, сверху присыпана зеленым лучком! Тетя Физа еще и нас пригласит за стол! Никогда ничего вкуснее не едала!.. Нечасто теперь собираемся вместе – разъехались-разбежались по жизни. Но уж если встретились, то первым делом: «А помнишь…» – и про картошку у Вилисовых! Не я одна помню эту сковородку… Вспоминается Тимофей Васильевич Вилисов, почти всегда серьезный, часто занятый на работе, с искалеченной на войне рукой – пальцы постоянно сжаты. При нем смущались, озоровать уже не хотелось. А то, бывает, видится, как на коне верхом по тропе на Синюху, на покос, едет дядя Тима, а за ним гуськом ребятишки – кто с граблями, кто с вилами. Впереди Люба, потом Коля, Катя, Аня, Таня, Маша, а потом и Саша. И пусть никто из этих детей не блистал в учебе, все научены были главному – жить в труде и уважении к людям. Все живут сейчас крепкими семьями, в достатке и дружно. В деревне все друг о друге все знают. Даже наши отметки школьные ни для кого не были секретом. Половинка ватманского листа, расчерченная, как лист классного журнала, с нашими фамилиями и оценками висела на дверях сельского магазина. Не помню, чтобы чьи-то родители возмущались по этому поводу! «Подхозовская» компания училась слабенько, и Сергей Семенович Коровников, директор школы, регулярно заполнял эти «табели успеваемости» двойками и тройками. А я их носила из школы к магазину, закрепляла на двери, и дней через десять возвращала Сергею Семеновичу. Наверное, тогда мальчишкам частенько хотелось меня поколотить! Но обошлось, ни разу никто не сорвал этот листок и не отобрал его у меня, когда я, важно вышагивая, доставляла его по назначению. Вечерами жгли костер около большой сосны, пекли картошку, горланили песни. Но любимым занятием для всех было готовить концерт в клубе: пьески, стихи, даже танцы пытались ставить. А как мы вдохновенно пели! Слух и голос были у сестер Титовых – они пели красиво, а мы зато брали громкостью: «Качает, качает, качает задира-ветер фонари над головой…» или «Старый дом за углом, не могу на него наглядеться…» Тетя Наташа Зяблицкая однажды даже сказала: «Вы какие-то песни поете… Кричите, даже не поймешь, есть у вас голос, или нет!» Мальчишки выучились играть на гармошке, играли все по очереди – и Володя Зяблицкий, и Толян Сахильянов, – а чаще всех Вова Яковлев. Гармонист в селе – первый парень, все девчонки были в них влюблены. А сами гармонисты выделяли из всех Клаву Еличекову – первую красавицу, модницу и умницу. И бегали в Манжерок на танцы. Еще помнится из той поры грязища! Пройти по улицам Озерного после дождя было немыслимо. Только в резиновых сапогах! А у Тамары Каршиной были ботики – красивые, блестящие, просто за-гляденье. Каким талантом надо было обладать, чтобы в этой прекрасной обувочке пройти по улице и не забрызгаться! Таким же талантом чистюли-аккуратиста обладал и Зяблик – Володя Зяблицкий. Всегда у него были начищенные до блеска ботинки, наглаженные брюки. А ведь как многие в те послевоен-ные годы, рос он безотцовщиной, был в семье пятым, младшим, вещи донашивал за братьями, и очень их берег. А чтобы лишний раз не гладить брюки, клал их под матрац – вот вам на утро и «стрелки», как из-под утюга! Раньше не рассказывал, стеснялся… Смотрю вдаль своей уже куцей памяти – и вижу Анну Кудрявцеву с Колей Куксиным, которые на узкой длинной телеге везут фляги с молоком и поют – нет, орут! – песни. Дово-о-ольные! Что с нас возьмешь – такое у нас счастливое детство! ............................................................... Любовь Бояркина