Мамины уроки

22 ноября 2024 04:11

Количество просмотров: 12

Хобби и профессия По образованию мама – горный инженер-геофизик. Специальность, которую выбрала еще в старших классах школы, она получила в Томске, поступив в политехнический институт. Чтобы родители не препятствовали отъезду из Уфы (и дед, и бабушка выбор дочки не одобрили), окончила школу с серебряной медалью. Обе мамины сестры – старшая Ида и младшая Эмма – выбрали медицинскую стезю, а мой дед, Абдулла Гарифович, и среднюю дочь Клару мечтал видеть в белом халате. Единственный раз мама пожалела о том, что не согласилась получить медицинское образование, – когда я, едва родившись, принялась болеть всем подряд. Училась она легко и с удовольствием. Там же, на своем курсе, встретила моего папу, вышла замуж. Распределение в Магаданскую область они получили уже вместе. Мне рассказывали, что в экспедиции на Берелехе у них была интересная работа и хорошие перспективы, но, к сожалению, на Колыме не смогла жить я… Перебрались «на материк» и оказались в небольшом городке Змеиногорске, где родилась моя сестра. А когда через 15 лет стали сворачиваться изыскания по методу, на котором специализировался папа, родители перебрались в Майму. В Змеиногорске мама принимала участие в разведке и изучении большого Корболихинского месторождения полиметаллических руд – для геофизика это большая удача. Возможно, в Майме ее профессиональная судьба тоже сложилась бы интересно, но в конце 80-х – начале 90-х и в Алтайской геофизической экспедиции наступили не лучшие времена. Пережить это было непросто всем. Многие сослуживцы родителей меняли сферу деятельности, и этот процесс был болезненным. Некоторые даже заболевали и умирали. Мама не стала ждать окончательного развала, а просто ушла. Устроилась фотографом в только что отстроенном Доме быта в Майме, сделав давнее хобби своей профессией. Интересно, что сколько маму помню, столько она – с фотоаппаратом. «Зенит» был частью нашей жизни. Мы с сестренкой, наши подружки, папа, бабушки, друзья родителей, одноклассники – мне кажется, я могу рассказать в подробностях почти обо всех событиях детства, благодаря огромному количеству снимков. Когда говорят, что у меня хорошая память, я отвечаю, что на самом деле очень посредственная, но зато есть подробный фотоальбом. Тогда прийти в ателье и запечатлеть себя для истории было традицией. Снимались часто: приводили детей, собирались семьями, коллективами. Приглашали фотографировать свадьбы, юбилеи, похороны. И это не считая огромного количества снимков для документов – справок, удостоверений, паспортов… Мама училась новому, тут же применяя полученные знания, – никаких поблажек, никаких скидок. Часто задерживалась допоздна, иногда и ночевать приходилось на работе – теперь трудно представить, как она сумела все это выдержать… Добавьте к этому еще и откровенное злорадство некоторых коллег по новой работе: «экспедитских» в Майме недолюбливали – в основном из-за спецснабжения. Знали бы они, что мама – одна из немногих, кому получать продукты по специальному списку, «для своих», было неловко. А ведь кто-то из коллег-геологов пользовался льготой с удовольствием – поскольку и сам имел нечто дефицитное, и потому, что это было недоступно другим… Первым детям, которых мама снимала еще малышами, уже хорошо за тридцать. Кое-кто успел сфотографировать у нее своих сына, дочку или принести цифровые фото на флешке, чтобы распечатать. Даже на документы многие приходили сниматься именно к ней – в дофотошопную эпоху мама делала на негативах ретушь, тщательно убирая лишние пятнышки и складки, торчащие прядки. И ракурс в пределах допустимого меняла, чтобы человек на фотографии сам себе нравился. Такой подход я редко встречала даже в больших городах. Зачастую и цифровые фотографии люди приносили на печать адресно – маме: знали, что неудачные кадры она непременно попытается обработать, чтобы вытянуть качество. А сколько почти за тридцать лет доверили ей старых фотографий – отреставрировать! Просто любить Когда я спрашивала маму, как можно быть счастливой в работе, она всегда отвечала: «Надо просто любить». Любить то, что делаешь, ей всегда удавалось. С удовольствием училась – это было интересно. Ездила на учебные практики – я бы в подобных условиях вряд ли выдержала даже пару дней, а им это было в радость. Первая работа – в Нексикане, устройство быта, переезд и новая работа, дети и их жизнь, снова переезд, смена жизни вообще – это можно выдержать, если «просто любить». Почему люди к ней тянутся? Ответ простой: они чувствуют искренний, живой интерес к себе. ...и не любить За всю жизнь я могу вспомнить только несколько случаев нелюбви к конкретным людям. Возможно, их больше, просто это то, что мама позволила мне увидеть. Например, она не выносит хамов. В этом случае старается не общаться с человеком, если возможно, конечно. Часто этим качеством обладали люди другой категории, с которой у мамы (и у меня вслед за ней) – абсолютная несовместимость: люди с мировоззрением фашиста. Нацизм, национализм, сталинизм – в этом же ряду. И это не только потому, что мама родилась в лагерном поселке в Горной Шории, где отбывал срок по 58-й мой дед и где оказалась в ссылке (только потому, что немка!) моя бабушка. Просто в понимании моих родителей человеческая порядочность и достоинство несовместимы с этой «душевной серостью и неразвитостью» (так охарактеризовала фашизм одна современная писательница). Не бояться Я часто спрашиваю тех, с кем приходится беседовать по заданию редакции: «Какой самый главный урок вам преподали ваши родители?» Ответы бывают самыми разными. А мой главный урок от мамы – вот этот: «Не бояться». Не бояться жить, не бояться ошибаться, не бояться быть собой и не бояться оказаться другой, не такой, как все. Я поняла это, когда узнала историю о письмах, осуждающих Солженицына. Если помните, была в Советском Союзе такая кампания – трудящиеся подписывали коллективные письма, гневно обличающие несогласных с политикой КПСС деятелей науки и искусства. Причем ни работ этих ученых, ни книг этих писателей, ни фильмов режиссеров массово не знали, не читали и не видели. Как говорится, «я не была на площади, но прессу прочла». Мои папа и мама не подписали ни одной такой «коллективки». Ни одной, ни разу. Именно потому, что не читали, не знали и не смотрели – разве можно в этом случае отвечать за свои слова? А ведь многие их коллеги подмахивали не глядя. Кто-то считал, что это просто правила игры. Для того, чтобы оказаться более честным, чем другие, действительно, надо было уметь не бояться быть не как все. Семья – как Родина В популярном советском фильме была фраза: «Семья, она, как Родина, просто должна быть!» Не помню, чтобы в нашем доме когда-то звучали сентиментальные родительские воспоминания, как-то не принято было. Про любовь обычно не говорилось, хотя родители вместе больше полувека, и до сих пор тост на семейных праздниках часто звучит, как строки из песни Визбора, которого они очень любят: «Мне б хотя бы раз прожить с тобой всю жизнь, и клянусь, мне большего не надо!» В нашей семье, как и в других, бывало всякое. Хорошее, плохое. Но мы всегда были рядом. Близкие – это те, кто поддержит тебя, несмотря ни на что. Это закон. Кстати, точно так же в нашем доме не звучало ничего патриотического. Но именно от мамы и папы я ощущаю, что это такое. И что, наверное, высшее проявление патриотизма – оно тихое, несуетное и твердое, несмотря ни на что, как в «Отчем доме» Галича: «Не зови меня выручать из огня, не зови разделить беду… Не зови – я и так приду!» Мой суд – мои дети Мама – абсолютный атеист. При этом я не знаю почти никого, кто смог бы, совершенно не веруя, выстроить свою жизнь именно по библейским принципам и не отступать от них. Иногда она сетует, что в нашем с сестрой детстве им с папой очень интересно работалось, и нам, детям, не был отдан абсолютный приоритет. Хотя, когда я малышкой надолго заболела, мама практически подчинила свою жизнь тому, чтобы вытащить меня из этого состояния. Однажды попала в автомобильную катастрофу, когда торопилась ко мне на очередную операцию. Приехала, перенесла две мои послеоперационные неподвижные недели, мучаясь от последствий сильного удара во время аварии… И не сказав об этом мне ни слова. Как-то очень верующая дама упрекнула маму в том, что она не приходит в храм: «А что же Вы скажете на Страшном суде?!» И мама ответила: «Мой суд – это мои дети!» Никому не дано знать, что мы скажем и что нам ответят там, за последней чертой. Но если дети – оправдание нашей жизни, я думаю: только за то, что появился на свет такой удивительный человек, как моя младшая сестра, Бог простит маме все… Татьяна очень похожа на маму. Она – цельный и очень гармоничный человек, о котором я слышала столько же восторженного, сколько и о маме. А вы много знаете людей, которые смогли поменять хлебную, непыльную работу в международной компании на деятельность в благотворительном фонде? Сестра сначала пришла в алматинский «ДОМ» (Добровольное общество милосердия) как волонтер. Сейчас она руководит там несколькими проектами, при помощи которых ребятишки из Казахстана уезжают лечиться за пределы страны, дети с расстройствами аутического спектра адаптируются к жизни в обществе. И все это благодаря тому, что дала нам в детстве мама: просто любить то, что делаешь, не бояться и относиться к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Моя мама – человек абсолютно непубличный. Она вряд ли сама согласилась бы на интервью. И хотя профессиональная этика не приветствует «писать о своих», я все же рада, что это сделала.