Может быть, эти штрихи и малозначительны, но тем не менее они являются неотъемлемой частицей жизни нашего земляка. И мне думается, что не лишне будет напомнить еще раз о нашем отношении к своим талантам, которые мы, в серости быта, почему-то никак не можем своевременно разглядеть, услышать и тем более оценить. ...1963 год. На краевом радио от литредактора Виктора Самойловича Серебряного я узнал новость: в Горно-Алтайске снимается фильм молодым алтайским кинематографистом Василием Шукшиным. Имя это мне ничего не говорило, но в душе появилась радость за нашего земляка. Я заинтересовался этим сообщением и невольно подумал: хорошо бы встретиться с влюбленным в свой край режиссером и предложить ему свои песни о Горном Алтае. Как говорят: чем черт не шутит? Но приехав домой в отпуск, я не застал ни съемочную группу, ни самого режиссера. Они закончили съемки и уехали. Горожане даже не знали, как будет называться фильм ...У меня было желание узнать об этом событии подробнее: где снимали, кого снимали из горожан, какую музыку вы-брал автор фильма и как встретили режиссера-земляка горноалтайцы? От очевидцев я узнал, что в городе снимался ряд эпизодов в Партизанском логу, а потом ездили в Манжерок и другие места. А на взвозе при въезде в город вел машину горящую кто-то из местных шоферов. Видевшие эту сцену пацаны резюмировали: «Артист-то раньше спрыгнул! Ну и кино! Ха-ха... Да какой же это пожар? Один обман! Надувают как хотят эти артисты! Конечно, кто не знает, тот поверит. А мы теперь знаем, что это вранье!» На вопрос, кого-нибудь снимали из горожан, один таксист ответил: «Кого снимали?.. Да Ивана. Он же бригадир. А нам куда уж, разве доверят возить режиссера? Начальство и поручило нашему «бугру». Он ведь партийный. А мы че – алкаши необразованные, вдруг не туда завезем». Говорили, что Шукшин заходил в областной радиокомитет послушать песни и музыку местных композиторов, поблагодарил музыкального редактора Ивана Алексеева и ушел ни с чем. Чувствовалось, отмечает Алексеев, что ему очень хотелось построить фильм на местном музыкальном материале. Как мы сегодня знаем, то время было «застольное». Поэтому и неудивительно, что не удалось услышать каких-либо восторженных отзывов о Шукшине. Они были однозначны: свой парень, режиссер в сапогах, рубаха-парень. О! Пили мы хорошо... Его человечностью, его жизнью и его замыслами мало кто интересовался тогда. Вот такой эпизод запомнился Эмилии Абышкиной: «Иду я раз на работу и вижу около гостиницы «Горный Алтай» стоит народ. Подхожу и слышу разговор, что сейчас выйдет режиссер. Думаю: время есть, отчего ж не посмотреть. И вскоре из гостиницы появились артисты – Санаев, Ванин, Куравлев и еще несколько человек. Они направились мимо толпы к машине. Ну, я стою и глазею, стараясь увидеть режиссера, которого никогда не видела. Он представлялся мне высоким, элегантно одетым, в общем, шик-дрык. И когда я не разглядела среди артистов никого подобного, то громко спросила проходивших: «А где ваш режиссер?» И вдруг остановился возле нас человек среднего роста, ничем не выделявшийся… Он улыбнулся и сказал: «Ну, я режиссер. Что вы, девочки, хотели?» От такой неожиданности мы оторопели, раскрыли свои «варежки» и глазеем на него. Я не вытерпела молчания и вступила: «Ну да? Режиссер нашелся. Видали мы таких режиссеров в нашей Улале, чудиков в кирзовых сапогах да кемелях – полный город! Кого хочешь срежиссируют!» Он громко рассмеялся и ответил с некоей иронией: «Чудиков в Улале может и полно, а вот режиссеров в кирзухах да кемелях, как вы говорите, не встречал. Конечно, судить вам, уважаемые горноалтайцы, каков я режиссер. Но мне бы хотелось, чтобы фильм понравился вам. А что касается гардеробчика, то он весь наш как есть, рабоче-крестьянский. Вот так, земляки. Будьте здоровы!» Он сел в машину и помахал нам рукой... Кто-то из знакомых также рассказывал: «Набрали мы пива, стоим, разговариваем. И вдруг откуда ни возьмись – Федя Тилилинский. Заворачивает частушки на своей балалайке». Тилилинский был из поляков. И никто теперь не знал, когда он появился в Горном Алтае: в войну или после. Но его хорошо знали все шоферы, кто ездил по Чуйскому тракту, жители прилегающих сел и многие горожане. Федя с присущей ему ульбкой подошел к нам, напевая: «Говорят, кино снимали и режиссера девки не узнали. Может быть, Шукшин Василий угостит меня пивком?» Шукшин: «Ну, Федя! И откуда ты все знаешь?» Он протянул ему пиво и попросил спеть «Есть по Чуйскому тракту дорога». Нам показалось, что на сей раз Федина балалайка будто бы плакала, а песня, словно вырвавшись на простор, стремилась захватить душу и унести куда-то. Я хотел что-то пояснить, но, увидев сосредоточенное лицо Шукшина, замолчал. Видно, случайного ничего не бывает. Автор фильма нашел песню. До этого момента Шукшин, может, и сомневался вынести на широкую аудиторию песню о «Кольке и Рае», но теперь душа говорила иное: «Бери, Вася, с детства знакомые и близкие народу песни – не ошибешься!» А в следующем своем фильме «Печки-лавочки» Шукшин снял улыбающегося и как будто провинившегося в чем-то Федю Тилилинского. К этому хотелось добавить, что наши жители всерьез не воспринимали Федю, а считали за тронутого. И только Шукшин сумел увидеть в этом человеке своеобразного творца народного юмора. Полина Петровна Тинина работала директором гостиницы «Горный Алтай». На мои просьбы рассказать о Шукшине она отвечала: «Да что я могу рассказать? Даже не знаю. Приезжали поздно, будили нас. А то и до утра все сидят и о чем-то спорят. Ну, в общем, артисты как артисты. Народ неспокойный. На меня лично Шукшин не произвел никакого впечатления: обыкновенный человек, как и тысячи других. Это уж после, когда увидела его фильм «Живет такой парень», который мы ждали с нетерпением, тогда мое мнение о нем изменилось в корне. Ну, сроду не подумаешь! Вот тебе и деревня, Сростки! Сразу вспомнилось обходительное поведение: «Вы уж, хозяюшка, не серчайте на нас, артистов. Ведь у нас работа такая». Земляк-то башковитый оказался. Фильм мы пошли смотреть всем персоналом, вдоволь насмеялись и по-бабьи наплакались. Нам тогда каким-то необычным показался фильм. Он не был похож ни на какие другие. Вроде, все просто, а за душу берет. Кажется, что это было с тобой. Близким нам стал шукшинский парень». А вот таксист Иван, который целый месяц обслуживал съемочную группу, так толком ничего и не мог вспомнить. На неоднократные мои уговоры что-нибудь рассказать он все отнекивался. «Ну че? Че я могу рассказать? Возил я их. Увезу да привезу. Бывало, кончится водка, а он говорит: «Иван, кончилось горючее» ... Я по-быстрому крутнусь и привезу. На съемках тяпнет стакан краснухи, а через пару часов еще. Вот так и работал он. Ну че рассказывать? Мужик как мужик. У них свои проблемы, а мое дело кучерское. В их разговоры я не вникал. Че они говорили, какие проблемы решали?.. Меня это совсем не касалось». Молодой алтайский поэт, писатель и большой юморист Лазарь Кокышев знал Василия Макаровича еще по Москве и читал его рассказы. Лазарь, пожалуй, единственный из всех заметил тогда: «Да, Вася Шукшин влюблен в Горный Алтай и в его узкоглазый и копченый народ. На мой взгляд, Шукшин должен сказать свое слово как в литературе, так и в кино. Я это чувствую. Парень толковый, со своим взглядом на жизнь. Шукшин как-то интересовался алтайским драматургом Кучияком и художником Гуркиным. Может быть, в перспективе он хотел снять фильм об алтайских деятелях культуры. Он предлагал мне написать сценарий о группе молодых поэтов, выпускников Лит-института. Но я ему ответил: «Да ладно тебе – о нас снимать. Мы еще ничего не написали. Пробивайся сам! Знаешь ведь, как трудно в Москве, особенно нам, с российских окраин. Ну, а если горы наши снимешь – это было бы здорово! Так что давай, делай!» Разговор он вел об алтайском миссионере Михаиле Чевалкове, о духовной миссии в Горном Алтае и о Шишкове. Шукшин говорил, что пора бы сибирскому писателю и строителю Чуйского тракта Вячеславу Шишкову поставить хороший памятник. И это, как мне кажется, обязаны сделать вы – алтайцы! .................................................. Владимир Хохолков