Только память хранит…

7 мая 2024 10:05

Количество просмотров: 8

Мы храним это в памяти, потому что среди нас – сильные духом люди. Мне посчастливилось побывать в гостях у одной из них – Полины Ивановны Манеевой. Ей сейчас 104 года, живет в Майме. После беседы осталось чувство, что для нее годы войны как будто не в прошлом, она боится, что вновь окажется там… – У меня детство было плохое. Семья большая. Сеяли, пахали, молотили сами. Держали трех лошадей, трех коров, свинью и кур. Жили в избушке, ни электричества, ни газа не было. Пряли, ткали и шили по вечерам, с лучинками. Когда началась война, мне было 20 лет. До сих пор, как вчера, помню, ездили с одной девочкой в сторону Соузги за дровами. Спилили дерево, обрубили, сложили на сани и добирались обратно всю ночь. А была зима – и холодно, и голодно. Лошади слабые, тоже не кормленные, воз тащить не могут. Мы шли впереди, тянули и звали их к себе: «Шагай, милый, шагай…». У Полины Ивановны заслезились глаза, воспоминания унесли ее в тот далекий период жизни. Некоторое время она только повторяла: «Не дай Бог! Не дай Бог…» Вспоминает, что у нее было платье, сшитое из грубой ткани: – Когда бежишь, оно трясется и бьется о тебя. Тяжелое платье, толстое, но я ему радовалась. Была у нас еще большая пестрая свинья. Однажды у нее родилось 15 поросят. Радости-то было! После мы питались ими. Родители топили русскую печку, жарили мясо. Ох и вкуснятина! А сладостей никогда не было. Как только трава начинала прорастать – медунки, петушки, почки, черемша и слизун на горе, другая дикая зелень – мы с удовольствием ели все. Так на траве и выросли. Сейчас вы, новое поколение, представить себе не можете, в каких мы обутках ходили. Кожу выделывали сами, собирали в оборочку, зашивали и носили на ногах. Я появилась на свет, когда родители жили в Бирюле. Через три-четыре года мы переехали на заимку в Ак-Кайа, в семи километрах от Бирюли. Стояло там всего три дома: наш, деда с бабкой, которые держали пчел, и еще одна изба. Мне было семь лет. А часов тогда не имели, время определяли по солнцу. Я знала, когда и куда идти. Стояло лето. Помню, у меня были ботинки. Я завязывала в узелок носки, второе, ситцевое, платье, платок, ботинки, и одна шла в церковь. А она была в семи километрах от заимки. Я не знаю, зачем туда ходила и как одну отпускали так далеко. Вот по субботам я приходила в церковь к вечерне. Перед Бирюлей текла речка – холодная, чистая, – а там и родник. Я останавливалась на роднике, умывала лицо, руки, ноги. Снимала одежду, в которой шла, и переодевалась в вещи из узелка. Он становился тяжелым. Так и заходила в церковь, но сейчас не помню, где его оставляла. Продвигалась вперед, ближе к иконам. В правой стороне стояли певчие, а по левой – окно и иконы. Каждый раз у окна стояла женщина в возрасте, говорили, она сильно больна. Вот я проходила к ней и вставала впереди: очень нравилось там стоять и смотреть на всех. У меня никогда не спрашивали, почему я одна и зачем обязательно стремлюсь вперед. Молилась или не молилась – теперь уже не помню. Вскоре переехали обратно в Бирюлю. А в школу я пошла в девять лет. Окончила 4 класса в Кызыл-Озеке, потом увезли в Улалу. Жила на квартире и ходила в школу. В 1934 году окончила пятый класс. Тогда уже отец определил меня в зооветтехникум в Кызыл-Озеке. В паспорте мою национальность указали: алтайка, потому что в учебные заведения алтайцев принимали без испытаний. Так я попала на подготовительное отделение, а через год перевели на первый курс. В 1939-м окончила учебное заведение. За это время успела подружиться с мальчиком Проней. После техникума он уехал поступать в Иркутскую летную школу, так мы больше не встретились. А мне дали направление в Усть-Коксинский район. Много где пришлось работать. Когда с хлебом стало трудно, услышала, что в Казахстане голода нет и хлеба достаточно, уволилась, поехала, устроилась на работу. В июне 1941-го уже трудилась на станции Шемонаиха. Я думала, что попала туда, где много хлеба, а оказалось, наоборот. В столовой давали суп-рассольник: два-три кусочка огурчика и вода, а хлеба не было. Вот там я и встретила войну. Пришла утром на работу, говорят, война началась. Все уже было по-военному: карточки на хлеб, большие очереди. На трудящегося человека полагалось 500 г хлеба, на иждивенцев – по 200 г. А я жила на квартире и часто уезжала в командировки. Когда меня не было дома, на мою карточку хлеб получали хозяева квартиры. Те 500 г они делили между собой. Конечно же, были очень довольны, что я у них живу. В 1942 году я вернулась в Майму. Всю войну проработала здесь. В мои обязанности входило ездить с людьми из военкомата по колхозам и совхозам района и отбирать кавалерийских коней. Рост в холке коня должен был составлять 150 см. А так как я училась в зооветтехникуме, только я знала, где находится холка. Все скакуны нужны одинакового роста. Потом на них ставили тавро, что конь отобран на войну. Затем собирали их вместе и перегоняли в Бийск, там грузили в вагоны и отправляли на фронт. После первого начали отбор верховых лошадей. У них рост в холке – 140 см. Далее собирали обозных лошадей. Оставшиеся не годны были даже в домашнем хозяйстве. А я продолжала работать дальше, ездила в командировки, следила за тем, как идет дойка коров, куда молоко девается, как телят воспитывать. Указывала, что их надо так-то поить и так-то кормить, т.е. в день теленку требуется шесть литров молока и т.д. Открывала работницам особые животноводческие секреты. Когда вернулась на Алтай, мама жила в Майме с моими двумя сестренками и двумя младшими братьями. Отец и два старших брата находились на фронте. Я работала, получала зарплату, хоть маленькую, но нам хватало. Победу я встретила в Майме. Помню День Победы и демонстрацию. Как же давно это было… Все и радовались, и плакали, и целовались, и обнимались. Пели со слезами и танцевали. А мы жили на квартире у чужих людей, рядом с площадью. Где сейчас церковь в Майме, – была площадь. Там и собрались майминцы в честь Победы. Все были рады, рады, рады... В июне 1945-го меня отправили работать в Чойский район главным зоотехником. Получилось так, что отец вернулся с фронта тогда, когда я уже приступила к своим обязанностям, поэтому не встречала его. Как он приехал, маме стало полегче. С окончанием войны жизнь потихоньку налаживалась. Но брат Агафангел остался на поле брани. И Яков тоже. Его призвали в июне 1942 года. Он шесть месяцев пробыл в учебке, а первый же бой унес его жизнь. До сих пор помню, как мы получили свидетельство о смерти. Там было написано: «Яков Иванович Манеев похоронен на участке трех дорог в деревне Непхаево». Не русская деревня, видать. Свидетельство потерялось, но текст запомнился на всю жизнь. Доказать никому не смогла, так и не нашли то место. Ну и время прошло. Но они, мои братья, навеки остались у меня в памяти. Жизнь пошла своим чередом. За свои заслуги П.И. Манеева награждена семью медалями и многочисленными грамотами. Родных – сестры Клавы и братьев Павла и Владислава – не стало давно. А самой младшей сестре Галине Ивановне сейчас 84 года, живет в Барнауле у сына. Полина Ивановна вырастила троих детей. Теперь у нее шесть внуков, правнуков и пра-правнуков – большая компания. .................................................. Яна Ябыкова