За руль – и на рыбалку в 92!

20 октября 2023 05:10

Количество просмотров: 46

Судьбы разные – дело одно Мирон Попов родился в селе Верх-Ая Алтайского района Алтайского края. Оттуда отец перевез семью в Майму, где стал чабаном в колхозе «Большевик». С малых лет единственный сын находился на попечении старших сестер, которых у него было пять, а когда подрос – пошел работать. Трудились все. И наш земляк свои обязанности помнит до сих пор: – В 1943-44-м годах отправили в Кызыл-Озек, там дрова пилили для гортопа Улалы. Весной послали на лесосплав в Кебезень, три весны мы сталкивали лес, чтобы он плыл до райцентра, но и в Бийск тоже попадал, конечно. На два метра лед замерзал от берега, а мы в лыковых лаптях... Потом стали отправлять дрова заготавливать, во вторую зиму принялись на лошади возить их на берег Маймы. Сугробы были – полтора метра постоянно, местами – по два. И в Кебезень возил топливо, также переплавляли его с ребятами по реке. – Вы после этого работали еще где-то? – В апреле 51-го туда, где работал, приехал друг, передал мне повестку в армию. Я – домой, а он остался, за меня и за себя. В военкомат наведался, приказали собираться, даже ночевать не оставили. Утром на трех бортовых машинах поехали в Бийск. В казарме нары сплошняком располагались, если поворачиваться – так вместе, лежим на правом, а надо на левый – все налево. Вроде, никто не командовал, но как-то получалось так. Потом повезли нас в Новосибирск, по пути до Москвы и в самой столице прицепили еще несколько вагонов с призывниками. Я попал в Калининград на курсы молодого бойца. Полтора месяца мы топали. После строевой парами поставят и, за исключением перерывов на столовую и политзанятия, мы на плацу: «Ногу выше! Взмах руки, ноги не слышу!» – чуть-чуть замедлил шаг, уже кричал где-то там главный… Потом нас, четверых майминских, повезли служить в Польшу, где была международная высокочастотная правительственная связь, охранять провода, чтобы диверсий не было. Примерно через год меня перебросили в демократическую Германию (ГДР), там тоже служил в связи, но в комендантском взводе, стоял на охране знамени и специального помещения. А дослуживал в танковых войсках, тоже чуть больше года. – Как складывалась Ваша жизнь дальше? – Сестра жила в Прокопьевске тогда. Приехал я к ней. С зятем посидели, поговорили, он рассказал о своей работе на шахте, показал расчетную книжку. Я смотрю – 900-1000 рублей, это еще теми деньгами. Раз на тракториста не посылают в своем селе, я – за ним, в шахту. Взяли меня туда с руками и ногами, 27 лет отработал. За многолетний труд на благо страны и соотечественников наш земляк удостоен множества наград и звания «Ветеран труда». Он бережно хранит фотографии тех лет и помнит каждого, с кем пришлось пройти трудовой путь. – Тяжелое дело. – Я любил свою работу, мне было легко. Шел туда с настроением и возвращался тоже. Шесть месяцев меня учили на проходчика: бурить стены, чтобы продвигаться дальше, и все остальное освоил: породу или уголь бадьей вытаскивать, крепить, поднимать и спускать на клети: одна шла вниз, вторая – вверх. И другие обязанности были. Через год бригадиром поставили. «Сейчас бы снова начал так жить» В ходе нашей беседы Мирон Васильевич достал фотоальбом и стал рассказывать о родных и близких, соратниках. Вспоминал свой дом в Озерном, где жил после выхода на пенсию, соседей, запечатленных на общих снимках. – Сейчас там, наверное, все по-другому, а его (дома) уже нет поди, и соседей нет, – произносит задумчиво. – Из тех, с кем служили, работали, с кем-нибудь общаетесь? – Никого уже нет. А я вот все живу да живу. – Больше времени проводите дома или на природе? – На природе бываю, на рыбалку уеду, по берегу хожу там. На спиннинг ловлю щуку. В основном-то, конечно, дома… – Какое из радостных событий Вам запомнилось? – У меня вся отрада в работе была. В Прокопьевске, когда машину купил, одиннадцатую модель «Жигули» [ВАЗ 21011], тогда маленько, наверное, была радость… – В механизмах разбираетесь? – Не очень, но сейчас есть «окушка» (автомобиль марки «Ока»), езжу на ней. – А самые тяжелые времена жизни? – Война. Есть нечего было. Тогда многие так жили. В 41-м в школу пошел, проходил два года, потом не в чем стало. Без хозяйства – туго. Заболела корова, которая кормила нашу семью эти годы. Я не знаю, что потом с ней было, пропала… Как говорится, жизнь прожить – не поле перейти. Хотя и с ним у Мирона Попова связаны отдельные воспоминания: много рассказывал о молотилках и самобросках, веялках и сортировках – приспособлениях, требующих быстроты и сноровки, использовавшихся на полях во время уборки урожая; о нелегком женском и детском труде в далекие 40-е. Мы говорили о детях, племянниках, внуках, которые приходят в гости, и тех, кого, к сожалению, уже нет на свете, о памятниках за рубежом, не сохранившихся до наших дней, но оставшихся на старых фотокарточках времен солдатской службы. Когда Мирон Васильевич начал работать, ему было 12 лет, а 14 октября исполнилось 92. В этот день он вновь принимал поздравления от двух старших сестер (одной – 98, второй – 96), которые живут в Майме. Долгожительницами были и три других сестры. А вот родителей не стало рано: мамы – в 78, отца – в 64 года. Уже в конце беседы на одной из фотографий заметила на молодом Мироне элегантную черную шляпу с твердыми полями, он рассказал, что носит такую и сейчас, осенью, в дождь, и показал на полку, где красовался головной убор. Многие привычки сохранил наш герой, из которых самая главная – любовь к жизни. Разговор прервал сосед, пришедший передать, что пора забирать автомобиль после ремонта. Напоследок спросила, жалеет ли о чем-то. – Нет. Все у меня получилось. Сейчас бы снова начал так жить, – сказал, как отрезал, мой собеседник и засобирался за машиной. Конечно, еще многое осталось невысказанным, но понятно одно: чем дороже достается жизнь, тем она ценнее, и любить ее надо сегодня, здесь и сейчас. .................................................. Алена Еремина