«Забрал мороз окошко серебряным щитком…»

15 декабря 2022 01:12

Количество просмотров: 113

…Мой отец Борис Леонидович Кормилкин в 1941 году был направлен на службу на погранзаставу в Ташанту. Вместе с ним поехали и мы: мама, бабушка (мама отца), сестра Света и я. Только все вместе жили мы недолго: началась война, в первые же дни отца – он был радистом – взяли на фронт. Работы в Ташанте не было, и маме пришлось уехать в Чибит, забрав с собой Светлану. Остались мы с бабушкой вдвоем. Жили в доме, где сейчас находится школа. Ташанта в те годы была малолюдной: застава, таможня – и все… Возле нашего двухэтажного дома было, кажется, еще два, да внизу у речки три, где жили казахи или монголы. Детей в поселке только трое. Девочка совершенно стерлась из памяти, а мальчик Вова был сыном начальника таможни Цыганкова. Эту семью помню хорошо: сам Цыганков казался мне довольно старым, а жена его – молодая красавица, чем-то действительно была похожа на цыганку… Мы, дети, общались между собой только летом – зимой было много волков, да и надеть нам было нечего… Волки не давали покоя по ночам, садились вокруг дома и выли. Бабушка говорила, что воют они от голода. Это я понимала – нам и самим нечего было есть. Особенно тяжелой была первая военная зима. Каждое утро бабушка заваривала чашку сушеного ревеня, пекла на противне лепешки из мороженой картошки и ставила на стол чашку соленого лука, который тоже был заготовлен в бочке с лета, вместо чая заваривала бадан – этим и питались всю долгую зиму. А потом большую часть времени лежали – бабушка говорила, что нельзя терять силы. Лежа, рассказывала мне сказки, учила считать до ста. В конце февраля целую неделю бушевал буран. Должен был прийти караван, но не пришел. Из еды у нас оставался только лук. К вечеру буран стих, и взошла большая луна. Откуда-то узнали, что на заставе умерла лошадь, и лежит она на льду напротив нашего дома. Бабушка решила: – Пойду сейчас, отрублю мясо, и мы с тобой его сварим, если только волки не съели. Я начала плакать и просить бабушку не ходить – вдруг и ее съедят! Она меня успокаивала, говорила, что пойдет с топором и пусть волки только попробуют напасть! А я, чтобы было не страшно, могу смотреть в окно! Так я и сделала – сидела у окошка и смотрела, как на улице она разгребала снег, что-то рубила. Волков не было. Вернувшись, бабушка сказала, что волки все-таки съели лошадь, но зато она нарубила костей. Уложив меня, поставила свою добычу вариться. Утром, едва проснувшись, я сразу спросила, сварились кости или нет? Бабушка, улыбаясь, протянула мне морковку и сказала, что пришел караван, а кости она унесла на помойку, потому что лошадь была больная, и есть ее нельзя… До сих пор удивляюсь, как мы не погибли в ту страшную зиму 1941 года! Весной пограничники дали нам капканы – ставить на сурков. Все лето мы ели сурков, снова сушили ревень, солили лук и сурковое мясо в бочке – зимой мы его отмачивали и варили. Из шкурок бабушка сшила мне шубу и меховые штанишки – так, наконец, у меня появилась возможность гулять зимой и кататься с горки, которую она залила. Санок не было, и шубейка сзади превратилась в кожаную – мех стерся… Когда весной мы снова пошли ставить капканы, я услышала, как сурки будто пересвистываются. Спросила у бабушки, о чем они говорят. – Они просят, чтобы я тебе купила новую шубу. Вот послушай: «Купи-купи-купи»... Сообщение Бийска с Ташантой происходило через караваны верблюдов, которые сопровождали монголы. Приходили они редко, но привозили продукты на заставу. Нам, как я помню, давали только картошку и морковь – летом свежую, зимой – мороженую. Мы, дети, летом ждали караван у дороги, и как только он появлялся, бежали навстречу и кричали: «Санбайну (здравствуйте), санбайну!» И нас самыми первыми угощали морковкой. Монголы подарили мне простую деревянную игрушку – куклу, вырезанную из куска дерева, с которой я постоянно играла. А бабушка разучивала со мной стихи, которые я нигде, никогда потом не встречала. Кто их написал, и откуда их знала бабушка, не знаю. Вот они: Забрал мороз окошко Серебряным щитком. В печи стоит картошка, С топленым молоком. А на печи-то сухо, Тепло. Сиди себе. К трубе приложишь ухо – Буран пойдет в трубе. Я делаю игрушки, До самой темноты: Из деревяшек – пушки, Из лоскутов – бинты. Я буду санитарка, А печка – лазарет. Бойцам на печке жарко, Но лучше места нет. (стихи Е. Благининой. – Прим. ред.) Я спрашивала у бабушки: – А что такое молоко? И она отвечала, что когда война закончится, она обязательно им угостит меня. Однажды пограничники увидели нас с бабушкой на улице и ужаснулись моему виду: «Какая она худая!» Предложили бабушке отпустить меня с ними – покормить. Бабушка ответила, что я «дикая» и не пойду. Тогда спросили у меня: – Пойдешь с нами, мы дадим тебе покушать? Я стояла молча, опустив голову, и кивала. На заставе меня окружили и глядели, не говоря ни слова. Потом кто-то крикнул: – Дядя Миша, неси скорей каши! Меня спрашивали: – Еще будешь? – и я кивала головой. Но дядя Миша это прекратил: – Вы что? Она же может умереть! – Так надо сходить к матери и попросить оставить ребенка на целый день и на всю ночь! Мамой я звала бабушку. Она разрешила, и меня оставили на заставе. Пограничники показали мне казарму, вечером мы смотрели кино «Три танкиста», и, конечно же, меня постарались как следует накормить. А утром, когда повели домой, все бойцы дали по кусочку сахара-рафинада. Вкуса сахара я тогда не знала, и вечером только играла с ним. Бабушка смотрела и говорила: – Это же целое богатство, ешь! Сахар мы, конечно, потом съели с чаем, когда он стал почти черным. Но зато я с ним долго играла! А вот куда делась деревянная кукла, которую подарили монголы, я не помню, а очень жаль… … Отец вернулся с войны летом 1946 года. Из армии он демобилизовался и забрал нас в Курай, где была геолого-разведочная экспедиция. Так началась наша жизнь после войны. …Мы прожили жизнь. Окончили школу, потом институты. В 1965 году, после окончания вуза я переехала в Хабаровск, где живу до сих пор. Отец наш похоронен в Курае, он умер в 1996 году. Бабушка умерла в Кемеровской области, на руках своей дочери, с которой жила. Мама жила в Майме, дальневосточный климат ей не подошел. Мы с сестрой Светланой, которая живет в Белгородской области, по очереди приезжали, ухаживали за ней, а постоянно с мамой жил наш брат, который родился после войны в Курае. У меня же непроходящая тоска по Горному Алтаю. В Ташанте вновь я побывала в 2004 году – сбылась мечта. Необходимое послесловие Рассказ Лилии Кормилкиной «Незабываемые воспоминания» несколько лет назад публиковался в «Чуйских зорях». Хотелось бы немного больше рассказать о ней и ее удивительной семье. Мама Лилии Борисовны, Евгения Викторовна, принадлежит известному роду Кандинских, потомков хантыйских князей, где были купцы, врачи, художники, ученые и музыканты. Евгения Викторовна пережила репрессии, долгое время скрывала от своих дочерей и сына тайну своего рождения. Вместо того чтобы гордиться происхождением, она боялась, что об этом узнают люди, власти будут преследовать детей. До самой смерти в 2007 году, уже после реабилитации и возвращения имени, Евгения Викторовна спрашивала дочь: «Тебя не вызывают в милицию? Не преследуют?» Перед выходом на пенсию Евгении Викторовне полагалась квартира от ЗапСибгеологии в Новокузнецке – за послевоенные годы работы в Курае она получила звание «Ветеран труда», – но она отказалась получать ее там. Из Курая перебралась к дочери в Хабаровск, а потом, поскольку здоровье там ухудшилось, дети приняли решение перевезти маму опять на Алтай, в Майму. Вместе купили квартиру, в самые сложные перестроечные годы. В Майме Евгении Викторовне нравилось все – и уютная «однушка», и огород, и «летний рай»… А главное – с ней рядом были ее дети, сами уже в годах, семейные люди. Две дочери и сын поделили каждый год на три части: первые четыре месяца с Евгенией Викторовной жила старшая дочь, потом приезжала средняя, и по два месяца между приездами сестер маму поддерживал младший сын – чтобы она жила спокойно. А у самой Лилии Борисовны, маленькой девочкой пережившей войну в приграничной Ташанте, жизнь сложилась хорошо. – Я удачно вышла замуж, работа у меня хорошая (Лилия Кормилкина – инженер-гидролог. – Прим. ред.), и хотя я не заработала наград и званий, жизнь прожила так, как мне нравилось. Ни от кого не зависела, ни перед кем не заискивала. Объездила весь СССР, многое повидала, многое знаю. А еще постоянно читаю, помогаю детям соседей с художественной литературой – у меня хорошая большая библиотека… Даже в свои 70 лет Лилия Борисовна не прекращала работать – живя в Хабаровске, в летнее время могла уйти в плавание поваром, чтобы накопить денег на билет и дорогу к маме. Более подробно о семье «майминских Кандинских» можно прочитать в книге Э. Казанцевой-Большаковой «О майминцах с любовью» (очерк «Высоких мыслей достоянье»). .................................................. Александра Семенова (Публикация подготовлена по материалам, хранящимся в Музее камня, в отделе краеведения. Воспоминания Л.Б. Кормилкиной о детстве в Ташанте во время войны)