Сильная духом

7 октября 2022 09:10

Количество просмотров: 288

Эвакуированные... Ирма Адольфовна Меркер родилась в большой немецкой семье, в Саратовской области. Ей было неполных четыре года, когда началась Великая Отечественная война. По приказу Сталина всех мужчин забрали в трудовые лагеря, не стал исключением и ее отец, о судьбе которого до настоящего времени ничего не известно. Маленькую Ирму вместе с мамой и многочисленными родственниками отправили далеко в Сибирь. С хорошо обжитых и устроенных мест – в неизвестность, в эвакуацию... Многие успели взять с собой только самое ценное – детей. – Что я могу помнить из этого времени? Маленькая совсем была, в основном знаю по словам мамы и по тем обрывочным сведениям, которые удалось восстановить спустя долгие годы. Перед самой отправкой в эвакуацию я сильно заболела, кажется, это была корь. Высокая температура, мучительный кашель. Никаких докторов и помощи, единственный способ, который был у мамы, – это закутать меня посильнее. А потом в вагоне стало жарко, всю одежку с меня сняли, и, видимо, продуло. Я получила осложнение и оглохла на оба уха. Недуг остался на всю жизнь, как эхо военных событий. Но главное все-таки, что удалось маме меня спасти, и я прожила долгую жизнь, – рассказывает старушка, которую часто вижу сидящей на лавочке во дворе. – С какими еще трудностями пришлось столкнуться в эвакуации? – Доченька, если все рассказывать, то у тебя пленки не хватит. Тебе правда это интересно? – Я не тороплюсь никуда. Рассказывайте, я запишу. Мне кажется, люди должны это знать. – А, ну ладно, ладно! Ой, придется тебе тут со мной сидеть неделю. Жизнь трудная была, если все вспомнить... Привезли нас в Усть-Калманский район, в село Огни. Связь с родственниками была полностью потеряна. Нас ведь посадили в разные вагоны, а потом отцепляли в населенных пунктах по одному вагону, а там каждый налаживал жизнь как умел. Мы с мамой доехали до места вдвоем. Правда, через какое-то время узнали, что в соседней деревне находится бабушка со стороны отца, но ходить к ней было нельзя. Жить стали в землянке, сами копали, да что там, мама копала. Я-то еще не работник была. Она пошла сразу трудиться, но денег никаких не давали, хозяйства нет, кушать было совсем нечего. Да еще мы совсем не разговаривали по-русски, мама так почти и не научилась, а я получше немного. (Надо сказать, что бабушка лукавит, русский у нее на хорошем уровне, но небольшой акцент сохранился. – Прим. авт.). – А как к вам относились местные? – Всяко! Мне, ребенку, было проще, а вот как мама выжила, не знаю. Для многих мы были фашистами. Но находились люди, которые жалели. Особенно жестокими были сверстники, обижали. Мама нашла какие-то тряпочки небольшие, из них сшила матрас и в него положила солому. Мы радовались, что не на голой кровати будем спать. Из таких же лоскутков сшила мешочек для меня, я с ним ходила побираться. Найду какое-нибудь зернышко – и в мешочек. Приходилось делать это украдкой, чтобы мальчишки не отобрали. Если увидят, то я уже бегом от них, а то бить будут. Запомнилось, как шла по полю, смотрю, птичка вспорхнула, я скорее туда, а там гнездо и яйца в нем. Разбила одно, обрадовалась, что нет в нем цыпленка, прямо тут же выпила. Ой, какой это был праздник! Вот так прошло раннее детство, но оказалось, что это еще было неплохо. Шрамы на всю жизнь – А что произошло потом? ... (Глубоко вздыхает.) – А потом маму посадили, и я осталась одна, самое страшное, что может быть... – А за что посадили? – Да за горсть пшеницы. Вот в этот мешочек она припрятала немного зерен и под матрас положила. А ко мне пришел соседский мальчишка играть и увидел его. Конечно же, рассказал все, и маму тут же забрали, а я осталась одна. Меня подперли чем-то в доме, чтобы я не смогла выйти, а ее посадили в машину и увезли. Была зима, окошко все во льду, я дула на него, чтобы оно оттаяло, хотела посмотреть на нее, но не смогла. Тогда стала рукой в стекло колотить с такой силой, что стекло разбилось, руки сильно порезала, но боли совсем не чувствовала и даже не помню этого почти (показывает запястья со шрамами, плачет. – Прим. авт.). – После этого Вы еще виделись с ней? – Меня смогла забрать бабушка к себе, ей как-то передали, что я одна. Мама просидела два года, а когда вернулась, я ее не узнала. Это была другая женщина, совершенно лысая и страшно худая. Она так больше и не поправилась, до конца жизни осталась худенькой, хотя до этого была полной, с высокой грудью и широкими бедрами. Я смогла понять, что это моя мама, только когда она кинулась ко мне и стала обнимать, думала, что раздавит. Это на улице было, все высыпали из домов и наблюдали, плакали. – Ваше происхождение наложило отпечаток на дальнейшую судьбу? – Я не смогла учиться в школе, так как была глухая, и нужно было сидеть за первой партой, чтобы хоть что-то услышать. Но так как мне было уже 11 лет, и из-за роста загораживала доску более маленьким, меня пересадили. А оттуда воспринимать урок было невозможно. Перевели в вечерку, там стали обижать мальчишки, поэтому мама забрала меня, и мы вместе работали в колхозе. Взрослые ко мне относились с пониманием, я всегда трудилась добросовестно и скоро стала равноправным членом коллектива. Наравне с ними косила, возила копны, делала скирды. А вот писать и читать так и не научилась. Долгое время стыдилась своей глухоты, когда стала девушкой, пряталась от молодежи. Но потом приехал парень из Казани поднимать целину. Он тоже был глуховат, я вышла за него замуж, родила четверых детей. Думаю, это была судьба. Жалко, что он рано умер, всего сорок лет было (сильно простыл на лесозаготовке). Я снова осталась одна, поднимала детей, работала. Мама была рядом, видимо, компенсация за детство. Мы с ней как иголочка с ниточкой – до сих пор ее не хватает. Жить да радоваться! – А как Вы сейчас живете? – Очень хорошо. Мне нечего стыдиться, все мы тогда жили одинаково, по совести. Люди ко мне привыкли, и никто не считал уже, что я немка. Работали много и тяжело, похвалиться нечем, но злости ни у кого не было и у меня тоже. А сейчас у меня вообще все есть. Правда вот двоих детей похоронила, но старшая дочь меня не бросает. Купила мне квартиру, приезжают внуки. Живу в тепле, платят пенсию, рядом магазин, аптека. Здоровье слабнет, но это естественно, мне уже 85 лет. Вообще не понимаю, чем люди недовольны, почему не ценят, все мало? Вот посмотри, осень какая красивая! Идут мимо меня люди – хорошо одеты, обуты... только жить и радоваться. Ирму Адольфовну я встречаю каждый раз у своего дома, ожидая приезда мусорной машины. На мое предложение помочь выкинуть ее пакет вместе со своим улыбается и отвечает: – Я сама, доченька, мне ведь прогуляться надо! Садись рядом, я тебе еще что-нибудь расскажу, если не торопишься. Сажусь и слушаю, даже если тороплюсь. Сколько еще таких старушек по стране, которые не разучились радоваться простым вещам! Сложнейшая судьба этого поколения не смогла сделать их озлобленными, желчными и колючими, а даровала им глубокое, почти философское понимание жизни, ясный ум, бесконечную благодарность и любовь к людям. Поистине говорят – испытания укрепляют дух. Поучиться бы нам, поучиться... .................................................. Татьяна Исаева