Вечный запах флоксов

15 февраля 2021 03:02

Количество просмотров: 427

Когда стало известно о ее кончине, кто-то сказал: «Ушла легенда». Она действительно была нашей легендой, ведь достаточно было только произнести ее имя – и сразу было понятно, о ком речь. Первая жена Василия Шукшина. В первую очередь – это. Хотя Мария Ивановна долгие годы проработала в Майминской школе №1, и не одно поколение школьников выучились у нее азам немецкого языка. А еще она много лет была участницей в хоре «Ивушки», прекрасно пела, очень любила романсы. Была очень скромной. Когда к «Ивушкам» на знаменитых Сростинских встречах подходили журналисты, пыталась уйти в сторонку, спрятаться. Ей было неловко, что коллективом – чего уж там! – часто интересовались потому, что в его составе была «первая любовь Шукшина». Делающим ей комплименты (Мария Ивановна до преклонных лет оставалась очень красивой женщиной) отвечала: – Да не была я красивой, просто рядом с Шукшиным была. Вот людям и казалось... Ее чертами наделены самые любимые шукшинские женские персонажи, они носят даже ее имя, хотя сама Мария Ивановна отмахивалась от этих сравнений: – Всех Марий он писал со своей матери! Только рассказ «Осень» принимала, что называется, на свой счет. Говорила: «Я чувствую, что здесь все про меня, про нас». Помните, какая там героиня? «Красавица Марья Ермилова, круглоликая, румяная, приветливая... Загляденье. О такой невесте можно только мечтать на полатях». Именно такой, судя по давним фотографиям, была юная Машенька Шумская, приехавшая в Сростки с родителями из Березовки. Такой ее увидел впервые Василий. Главный герой «Осени» любил свою Марью всю жизнь: «С годами боль ушла. Уже была семья – по правилам гражданского брака – детишки были. А болело и болело по Марье сердце...» Люди до сих пор судят и рядят: как складывались ее отношения с одним из самых одаренных русских писателей двадцатого столетия, кто и насколько был виноват в разрыве, когда и какую роль сыграли в этом их родные и близкие… Мария Ивановна эту тему не любила. Кажется, за всю долгую «после Шукшина» жизнь ни одного плохого слова о нем себе не позволила, хотя расставание перенесла очень тяжело, несколько лет прожила очень замкнуто, будто оледенела. Одной из последних в Майме поменяла паспорт, где стоял штамп о браке с Василием Макаровичем. Простила, понимая, что и его жизнь не пощадила. Прочла все его книги, бережно собирала и хранила статьи о нем, вырезанные из газет и журналов, вместе с письмами. И сохранила открытку, на которой он написал ей, поздравляя с праздником: «Будь здорова, но несчастлива…» Так оно и случилось: почти не болела, а счастья так больше и не встретила. Много лет она ждала – приедет, объяснится. Не дождалась. Но корреспонденту «Комсомольской правды» Эвелине Азаевой призналась, что знает, как незадолго до смерти Шукшин одному из близких друзей поведал: «Если в этом году мне удастся побывать на родине, найду Машу, низко-низко поклонюсь и скажу: «Прости меня, Машенька!». К сожалению, он не успел… Журналистка тогда в статье вывела своего рода формулу, может быть, одну из главных в человеческой жизни: «Жить надо так, чтобы даже покинутая тобой возлюбленная молилась о тебе и была счастлива уже тем, что ты вообще был». С этим трудно спорить, только возможно это лишь тогда, когда женщина обладает редким талантом любви и прощения. Вот другая значимая в жизни Шукшина женщина, красавица и хорошая актриса, до сих пор говорит о нем журналистам: «Не прощу никогда!» Какими жгучими бывают обиды, даже на самых близких, которые мы не в состоянии отпустить долгие годы! «Бог простит», – говорим мы. Мудрые люди отвечают на это: «Бог простит. Сумей простить ты – это важнее». Потому что строптивое «Не прощу!» – это гордыня, которая почитается большим грехом. А прощаем мы любя. Я сумела это понять, благодаря Марии Ивановне… Уже давно нет в живых Василия Макаровича, и вспоминать его стали чаще с недавних пор в связи с событиями, касающимися семейных дрязг его официальной вдовы и дочерей. Даже частную жизнь Марии Ивановны Шумской редакторы ток-шоу в последние годы пытались вытащить на всеобщее обозрение. Бог им судья. А теперь все это и вовсе не имеет значения. Однажды Мария Ивановна рассказала мне, что хотела бы (и как будто один из ее учеников даже взялся за воплощение этой мечты) иметь портрет Василия Макаровича: чтобы за спиной у него был закат – такой, как бывает летом на Катуни, а перед ним – цветущие флоксы. Почему флоксы? – я не знаю. Может, потому, что когда-то эти цветы во множестве росли почти в каждом деревенском палисаднике – белые, сиреневые, пунцовые. Впервые в Сростки я попала много лет назад в конце июля – село утопало в этих цветах. Их аромат пропитывал все вокруг. У Марии Метлицкой есть довольно большой и пронзительно-печальный рассказ «Вечный запах флоксов». К сожалению, когда этот сборник у меня появился, мы уже не встречались с Марией Ивановной. А бывало, мы с ней подолгу разговаривали и частенько обсуждали книги. Как хотелось бы именно с Марией Ивановной поговорить об этом повествовании! Потому что очень созвучен основной его мотив ее размышлениям о любви: – Говорят, что любви нет. А она есть – единственная. Только она и остается, не проходит… Я очень верю, что там, за чертой, есть другая жизнь. Там встречаются с теми, кто был дорог, и получают ответы на свои самые главные вопросы. Все, что когда-то было между ними, Марией и Василием, теперь принадлежит только им двоим. Их любовь, их тайна, закат над Катунью в конце лета. И вечный запах флоксов… .................................................. Александра Семенова